Жизнь без пуантов

Сколько стоит такая слава? И действительно ли разговоры обо всех прелестях балета – всего лишь призма, скрывающая жестокий мир, выстоять в котором способна только сильная личность? Если это и так, то Ревазов уже выстоял, стоит и будет еще долго возвышаться над этим «элитарным» миром. По крайней мере, очень уже ему к лицу эта тяжесть невесомости.

− Перед тем, как начать наш разговор, мне хочется узнать, как лучше к вам обращаться. Как к танцору балета или фотографу?

Ян Ревазов: Я считаю, что ко мне можно обращаться и как к танцору, и как к фотографу. Я много лет работал и выступал на разных сценах мира (даже таких, как Большой театр и парижская Гранд-опера. – Прим. ред.), был солистом в разных труппах, а в 2006 году международный журнал «Tanz» признал меня лучшим молодым танцором Германии. Фотографией я занимаюсь с детства, сам проявлял и печатал. Мне казалось, что это – маленькое чудо. Позже балет стал моей профессией, а фотография – увлечением и отдыхом. Но после того как закончил танцевать, я работаю фотографом. И очень рад, что нашел профессию, которую люблю так же, как работу танцора. Я специализируюсь на сценической фотографии, потому что много работал в театре. Стараюсь увидеть и передать в одной фотографии суть спектакля. Порой это очень непросто.

− Ян, расскажите немного о ваших родителях. По отцу вы – носитель кавказской, а именно осетинской, культуры. Кем были, где жили и чем занимались ваши родители?

Ян Ревазов: Мои родители не были, а есть, слава Богу! Папа по образованию и профессии юрист, мама – математик, работала в Центральном конструкторском бюро оборонного значения ведущим инженером-программистом.
Папа родился и вырос в многодетной семье маленьком горном поселке Северной Осетии. Его отец был инвалидом войны, а мама умерла, когда он учился в первом классе. Семья жила очень бедно. Настолько бедно, что не хватало денег даже на одну пару обуви для каждого из детей. Папа рассказывал, как самый старший из братьев, сам еще подросток, вручную шил цыганской иглой сандалии для своих младших. И в этом маленьком поселке папа окончил школу, а затем поехал в Одессу поступать в высшее учебное заведение.
Мама же родилась в Эстонии. Среди ее ближайших предков есть эстонцы, немцы и украинцы. Она росла единственным ребенком в семье школьной учительницы математики, без отца. От нее долго скрывали, что ее мама во время войны полюбила немецкого солдата и родила от него дочь. В то время нельзя было говорить об этом никому – можно было попасть за решетку. Наша бабушка хотя и была учительницей математики, но обладала абсолютным музыкальным слухом, прекрасно играла на скрипке и фортепиано, а еще писала замечательные стихи. После школы мама тоже поехала поступать в вуз в Одессу. Там мои родители встретились в студенческие годы и полюбили друг друга. И результатом их любви стали мы – пятеро братьев.

− Родители хотели, чтобы их сын уже в сознательном возрасте стал заниматься таким видом элитарного искусства, как балет?

Ян Ревазов: Вообще-то мои родители сами не имели отношения к искусству. Они просто приобщали к танцам всех своих детей, а мы уже сами выбирали свою дорогу: увлекались и плаванием, и акробатикой, и фотоделом, занимались математикой в Малой академии наук. Моим кумиром был старший брат Алан, который танцевал в детском коллективе лучше всех, а потом поступил в Вагановское училище в Ленинграде. Когда мне исполнилось 16 лет, я решил поступать в балетное училище в Москве. Несмотря на тяжелое материальное положение, родители поддержали мое желание, и вместе с двумя младшими братьями − Даном и Эдвином я поступил в Московское хореографическое училище. Нашим педагогом был Борис Георгиевич Рахманин. Сейчас Дан работает солистом в берлинском Friedrichstadt Palace, а Эдвин – первым солистом у Джона Ноймайера в Гамбурге.

− Как мне удалось узнать у знакомых танцоров, балет не создавался для мужского танца. То есть его попросту не было. Но после того, что сделал Нуриев, когда возвел «мужской танец» в некий культ, он стал по своей выразительности соперничать с женским балетом.

Ян Ревазов: Балет как вид искусства для высшей придворной знати зародился во Франции благодаря королю Людовику XIV, и главная роль в нем отводилась королю. Вообще в классическом балете роль танцора заключается в том, чтобы как можно лучше преподнести зрителю красоту женщины. Но настоящую революцию в балете совершил русский танцор В. Нижинский, который первым изменил мужской танец, превратив его в воплощение силы, виртуозности движений и чувственности. Именно он изменил балетные традиции и всю балетную школу, подняв русский балет на недосягаемую высоту. А позже знаменитый Нуриев своим искусством поднял мужской танец в балете еще выше. Моей любимой ролью является главная партия в балете «Нижинский». Изобразить гениального танцора с новаторским мышлением, уникальными физическими возможностями и тяжелым психическим заболеванием необыкновенно трудно не только физически, но и психологически. Но именно это привлекало меня как артиста.

− Как вы оказались в Германии?

Ян Ревазов: Сразу после окончания хореографического училища я уехал в Париж. Там в знаменитом «Мулен Руж» был солистом мой старший брат Алан, у которого я мог остановиться, чтобы попасть на просмотр в «Молодой балет Франции». В этой труппе началась моя жизнь в Париже. Я работал в разных странах Европы, но выбрал Германию.

− Балет в Германии – больше, чем балет?

Ян Ревазов: Здесь даже в маленьких городах имеются оперные театры, которые находятся на содержании государства. Благодаря этому искусство может развиваться независимо от своей финансовой доходности. И поэтому в Германии смогли появиться такие известные на весь мир танцоры, как Пина Бауш, Уильям Форсайт, Джон Ноймайер. Они не пытаются заигрывать с публикой, а поднимают ее до уровня своего искусства. И в результате зритель здесь, будучи более подготовленным, всё время стремится познавать новое в искусстве. Здесь не любят зацикливаться на чем-то одном, на одних и тех же спектаклях. В какой-нибудь маленький городок на новый спектакль могут съехаться со всей страны. Вообще Германия поражает не школьным, а культурным образованием. И развиваться как артисту мне интереснее всего именно здесь.

− Чем немецкая балетная школа отличается от русской? За исключением трепетного хранения балетных традиций и неких инноваций в танце.

Ян Ревазов: На этот вопрос я могу ответить словами М. Барышникова о том, что в мире существуют только две балетные школы: хорошая и плохая.

− Как зрителя меня всегда интересовало: почему балерины танцуют на сцене в пуантах, а мужчины – без них?

Ян Ревазов: Встав на пуанты, балерина олицетворяет парение и невесомость, она как бы не касается пола, а мужчина даже в танце должен оставаться мужчиной, воплощая силу и элегантность. В современном балете эти представления изменились.

− Почему вы решили заняться фотографией? Это оставляет время на занятия балетом?

Ян Ревазов: Балетная жизнь танцора очень коротка. Его, как и профессионального спортсмена, постоянно преследуют различные травмы. Мне в связи с травмой спины пришлось два долгих года быть на больничном, я не мог даже ходить нормально. Все специалисты утверждали, что отныне я инвалид, и с этим нужно смириться. А то, что я после такой травмы и такого длительного перерыва вернулся на сцену, считается единственным случаем в Германии. На самом деле очень тяжело чувствовать, что ты не можешь себя реализовывать в искусстве. Как правило, танцоры в такой ситуации психологически ломаются и впадают в депрессию. Единственное, что помогало мне отвлечься от физической боли и избежать депрессии – так это возврат в творчество, но уже в роли фотографа.

− Полагаю, вы – экстраверт?

Ян Ревазов: Несомненно.

− Сколько часов в день проводит танцор у станка?

Ян Ревазов: У станка достаточно одного часа в день, но ведь на этом работа танцора не заканчивается, это только начало его ежедневного труда над самим собой, телом и душой. Ведь по существу танец является для танцора и его религией, и его национальностью.

− В одной из ваших фотографических серий вы снимаете обнаженных танцоров балета. Почему задумка была именно такой?

Ян Ревазов: Это только первая часть моего большого проекта об искусстве танца и его закулисье. Танец – это всегда что-то глубоко интимное, и танцор, выходя на сцену, прилюдно обнажает свою душу. При этом ни один танцор не любит свое тело − оно представляется ему недостаточно совершенным для того, чтобы он мог в танце выразить себя и свои чувства. И возникает внутреннее противоречие, которое не дает ему покоя. На этот фон наслаиваются различные физические травмы и болезни, вызванные многократными перегрузками, как физическими, так и душевными. И мне интересно при помощи фотографии донести до зрителя все противоречия внутреннего мира танцора.

− Наверное, у танцоров балета самые атлетические сложенные тела, прорисована каждая мышца на теле. Как вы добиваетесь таких результатов? Занимаетесь спортом, помимо балета?

Ян Ревазов: Танцоры работают над своими телами, как скульпторы над своими творениями. Серия фотографий, в которой я показываю обнаженных танцоров, называется Bronze Dance. В ней танцоры предстают бронзовыми статуями с идеальными формами. И вместе с тем в отличие от монументальной бронзы они чувственны и грациозны. Эта серия работ принесла мне звание лауреата премии International Photography Awards.

− Что вы можете сказать о своих планах на ближайшее будущее?

Ян Ревазов: Как артист балета я всегда мечтал о том, чтобы собраться на одной сцене в одном спектакле со всеми своими братьями. Наша судьба сложилась так, что до сих пор это было невозможно. Но в этом году всё должно измениться. Моя мечта должна осуществиться, и в конце года мы сделаем спектакль для четверых братьев. А как фотограф я готовлю свою первую книгу и надеюсь, что она скоро поступит в печать.